Православие в Острино на путях истории

Так сложилось на нашей земле, что на протяжении всей истории в Беларуси существовало много религиозных течений и конфессий. Более десяти столетий тому назад с Полоцкого княжества взяла своё начало белорусская государственность, и стало распространяться христианство на территории древней Беларуси. И уже к концу XI века существовали Полоцкая и Туровская епархии. На земле кривичей и летописной Литвы смена язычества христианством совершалась более мирным, чем в Киеве, эволюционным путём. Восстановивший полоцкую княжескую династию Изяслав, сын Владимира и Рагнеды полоцкой, при котором началось крещение кривичей белорусских, по оценке Никоновской летописи, был «тих и кроток, и смирен, и милостив, и прилежащее прочитанию божественных писаний, и отвращаеся суетных глумлений, и слезен, и умилен, и долго терпелив» (6). Но, к сожалению, в истории православия много тёмных, тяжёлых страниц, особенно на западных землях. Основная фабула проблемы сводилась к следующему: борьбе вокруг католической и православной веры – это была борьба за умы и души местных жителей. Уже в XII-XIII веках были костёлы и доминиканские монастыри в Киеве, Смоленске, Полоцке, Новогрудке, т.е. - и на территории Беларуси. Но в первый век христианства и до XIII века Беларусь переживала весну своей державности и свой духовный подъём. Православие послужило колыбелью духовного возмужания белорусов, их культуры и государственности. В новагродско-виленский или белорусско-литовский период нашей истории господствующей верой в Беларуси было православие. Ситуация постепенно стала меняться во второй половине XV века, после падения Византии. Церковь раскололась на «русскую» и «польскую», между которыми шла постоянная борьба. Под знаком этой борьбы шёл XVI век. Открыто велась работа по искоренению православия, разрушались или перестраивались православные храмы, по всей Беларуси православных белорусов заставляли переходить в католическую унию. Был униатский период и в истории Остринской церкви, об этом рассказывалось в предыдущей главе. В городах и крупных населённых пунктах православные не допускались на административные должности, ограничивались их занятия ремёслами и торговлей, силой отнимались церкви и церковная утварь (8). Не минула эта участь и Остринскую церковь. Земли храма отнимались под разными предлогами, права священников ущемлялись. Но, если судить по документам, на территории, где находится Острино, католиков было немного. Так, в польском географическом словаре указывается, что в 1859 году в Острино было 170 домов, в которых проживало 970 жителей: православных – 481, католиков – 12, татар-мусульман – 34, евреев – 443. В 1866 году число католиков осталось прежним – 12 человек, зато евреев стало 669. Если брать по годам население Острино, то в 1861 году было 970 жителей, в 1866 – 1196, в 1875 – 1984. С 1861 по 1875 год население местечка увеличилось больше, чем в два раза. В 1889 году в Острино проживало уже 2195 человек, а в 1897 – 2410 человек. В 1853 году Остринский православный приход насчитывал 4157 «душ государственных и помещичьих крестьян», в 1875 году – 4985 (2447 мужчин и 2539 женщин), в 1884 году – 5678 прихожан (мужчин – 2804, женщин – 2874). (13) Используя записи метрических книг Лидского благочиния за 1836 год можно представить количество верующих по отдельным приходам. Статистика по церковным записям выглядит в Острино следующим образом: (4)

Тяжёлая крестьянская жизнь в первую очередь отражалась на детях высокой детской смертностью. Свою жатву снимали и эпидемии. Так в августе-сентябре 1840 года эпидемия тифа разразилась в Острино и околицах (Берёзовцы, Щенец, Шестаки и др.). Болело 110 человек. Но высокая смертность компенсировалась высокой рождаемостью. Теперь можно только мечтать о таком превышении рождаемости над смертностью. Ещё не однажды большие беды приходили в Острино. Страшные пожары в 1856, 1874, 1883 и 1886 годах уничтожали множество домов. Особенно сильным был пожар 1883 года, тогда выгорело почти всё местечко. Люди покупали дома в Щучине и перевозили в Острино, где собирали их. Кроме пожаров была и другая напасть: в 1861 и в1870 году эпидемия холеры погубила половину населения. Прашмутас В. Ю. вспоминал, что его бабушка рассказывала, как прихожане церкви собирали деньги и купили для храма золотой крест весом в пять килограммов, чтобы отвести эпидемию от местечка. С этим крестом священники и прихожане прошли Крестным ходом вокруг Острино несколько раз, и эпидемия после этого пошла на убыль. Правда это или легенда, мы не знаем, но о золотом кресте рассказывали и другие старожилы посёлка, только дальнейшей его судьбы никто не знает. Интересные данные приводит в своей книге «Столетия и события Щучинской земли» С.В.Донских. Исходя из ревизионных документов переписи населения (ревизских сказок) за 1834 год в приходах (в т.ч. и в Остринском), наряду с помещичьими и государственными поместьями, были и духовные владения (маёнтки). Так, в Остринскиом приходе церковь была владельцем 17 крепостных крестьян (10 мужчин и 7 женщин). (4)

Рассказать об особенностях жизнедеятельности жителей Остринской земли середины XIX века нам поможет копия архивных материалов, которые хранились в Государственной библиотеке имени Ленина. Это этнографический сборник, издававшийся императорским русским географическим обществом в 1853 году. (23) Сведения об Остринском приходе для Сборника предоставил профессор Литовской семинарии И. Юркевич в 50-х годах 19 века. Это была работа для задуманного Географическим обществом «Собрания местных этнографических описаний». Называется статья «Приход Остринский Виленской Губернии Лидского уезда» Предлагаем вашему вниманию некоторые выдержки из неё:

«По новейшему разделению приходов, Остринский приход принадлежит к третьему классу и состоит из 4157 душ обоего пола крестьян, казённых и помещичьих.

Быт

Народ, живущий в Лидском уезде Виленской губернии и принадлежащий к Остринскому приходу, беден. Главное занятие его составляет земледелие; но по малому пространству земли, отделяемой для каждого земледельца, и по причине гористой и песчаной, а в некоторых местах и болотистой почвы, урожай хлеба вообще бывает скуден, так что многим крестьянам к весне не достает хлеба, и они питаются большей частью картофелем. Торговли и промышленности здешнее население не знают , поэтому, за недостатком хлеба многие, особенно весною, терпят крайний недостаток. По той же причине, самое телосложение их и здоровье слабы, а рост мал. Кроме того, неопрятность и нечистота в крестьянских домах навлекают на здешних жителей многие эпидемические болезни, которые, преимущественно весною, свирепствуют по деревням. Так, здесь бывают горячки, различные сыпи и катаральные болезни. Многие страдают так называемым колтуном.

Черты общественного быта

В делах, касающихся хозяйства, всякая деревня руководствуется общим мнением и согласием опытных в хозяйстве людей, которые, приступая к какой-либо полевой работе, например, к пахоте весною земли, к посеву или к косьбе, собираются на улице, или идут в корчму: тут старики подают свое мнение, когда именно начинать ту или иную работу. Также бывает и осенью:что делает в это время один хозяин, то делает и другой. Если один учреждает пир, или совершает поминовение по умершим, то и прочие делают тоже самое.

Одежда

Одежду здешних крестьян составляет сермяга из серого толстого сукна, и кожух. Более достаточные опоясываются черными поясами, шерстяными или ремянными, которые спереди застегиваются пряжкою из желтой меди, или поясами другого цвету, изготовляемые самими крестьянами. Пожилые мужчины носят круглые или четырехугольные суконные шапки, обложенные овечьею или телячьею шкурою. Молодые парни, подражая людям высшего сословия, носят шапки из тонкого сукна с козырьками. Обувь, как мужчин , так и женщин, составляют по большей части лапти, подшитые кожею (собаками); сапоги и башмаки они надевают только в воскресные и праздничные дни, когда идут в церковь , или в город. Замужние женщины обвязывают голову длинным куском тонкого белого полотна (наметки), а девицы носят на голове белые или цветные платки, завязывая их спереди в кукарды.

Язык

Язык здешнего простого народа представляет смесь русского с польским, но вообще он ближе к русскому. Как всякая губерния, уезд, даже деревня, имеють некоторую особенность в языке, так и здешние крестьяне несколько отличаются наречием от смежных с ними крестьян Новогрудского уезда Минской губернии. Различие более всего замечается в глаголах, оканчивающихся на “ся”, которое они переменяют на “са” и произносят твердо; например: “ Што ты павалиуса, умарыуса, умурзауса, упиуса и проч”. Кроме того, в языке здешнего народа встречаются особенные слова; например, каубаки – сосновые полена, расколотые на лучину; дразги – лучина; частица галаня употребляется для обозначения прошедшего времени; например когда кто спрашивает: чи давно приходила, чи давно поехав, то отвечают: да уже галаня.

Характер и нравы

Трудно определить степень образованности, нравственности и характер здешних жителей, потому что всякая деревня имеет свои обычаи, предрассудки и суеверия, которые можно видеть в домашней и общественной жизни крестьян. В религиозном отношении они вообще мало образованы. Теперь многие выучились молиться Богу на славянском языке, но прежде молились обыкновенно на польском. В обращении с людьми высшего звания здешние люди ласковы и кротки. Приветствие мужика или бабы высшему лицу всегда начинается словами: “Нех бендзе похвалены Езус”, затем, после обыкновенного приступа: да Бога и да пана пришоу в таком дзам, они рассказывают самое дело. Когда один встретится с другим на дороге, или придет в чужой дом, то низко кланяется и приветствует так: похвалены Езус. Потом ини пожимают друг у друга правые руки, а левыми обнимкают шею, целуются, и один спрашивает у другого: чи живы все домашние, чи здоровы детки ваши, чи веселы; а тот с благодарностью отвечает: дзякуй за запытане и делает тот же вопрос; на что ему отвечают: еще капышкаются, дзякуй Богу. Если такое взаимное приветствие происходит в доме. то просят садиться; если же на рынке или в корчме, то встретившиеся потчуют друг друга водкою, и каждый, по очереди, предлагает свою водку. Подвыпив, рассуждают о домашних делах, мужчины отдельно от женщин, последние, разговаривая между собою, также пьют, смеются, а иногда и плачут. Когда же один сделает другому какую-либо обиду, то бранятся: злодей ты, валацуга, прахвост, паганин и проч. Ссоры доходят и до драки. Между женщинами также очень часто бывают ссоры и брань. Молодежь в обращении своем подражает старикам. Вообще здешние крестьяне склонны к ссорам, к пьянству и к воровству, которому научились у цыган, живущих в местечке Острина. В сношениях с посторонними и незнакомыми здешние крестьяне хитры, подозрительны и обманчивы, но помогают в нужде скоро, если это может доставить им выгоду. В исполнении своих намерений непостоянны.

Обычаи при крестинах

После счастливых родов мужик, приглашённый быть кумом, приходит в дом родильницы с хлебом, обёрнутым в белый платок, и кладёт его на стол.Кума приносит родильнице бутылку водки, приправленной мёдом или перцем.После непродолжительного угощения кумов, повивальная бабка, благословляя новорожденного знамением креста (в это время все находящиеся в доме также крестятся), отдаёт его кумам, которые отправляются к священнику, для совершения Святого Крещения. Кумы приносят священнику вместе с младенцем хлеб.. Замечательно, что ребёнка несут или везут к Крещению большею частью вечером. После Крещения кума приносит ребёнка домой и отдаёт повивальной бабке, а бабка матери, и снова начинается угощение, после которого подают ужин, а затем подносят подарки кумам и повивальной бабке. Подарки состоят обыкновенно в кусках полотна и хлебе. На другой день кумы приходят навестить родильницу и приносят её гречневую кашу и несколько ржаных пирогов. Кум, отдавая свою кашу, говорит: “Нехай Бог нашего хрещовника (называет его по имени) гадуе, да долю ему гатуе”, кладёт в кашу, смотря по соcтоянию, 20 или 30 копеек, и через повивальную бабку отдаёт кашу роженице. Также поступает и кума. После этого бабка ставит на стол миску воды с хмелем и овсом и просит у всех гостей денег на мыло.Все находящиеся в доме бросают в подставленную миску по несколько копеек. После этого следует пир…

Обычаи перед браком и после брака

Когда жених приедет в дом невесты, её отец или мать встречают его с хлебом и пивом на пороге, а он им низко кланяется; вводят его в дом и сажают за стол вместе со всею дружиною.После того отец или мать выводят невесту и сажают её , также с дружками и женщинами , за другим столом. Тогда начинается пиршество, все едят и пьют, кроме жениха и невесты, которые постятся до самого брака. Во время обеда родители невесты предлагают подарки – жениху платок, а свату, дружкам и музыканту по свитку полотна. Жених со своей стороны привозит невесте башмаки набитые шерстью и, сверх того, дарит её деньгами, бросая их ей за “воротник”. После обеда жених и невеста всем кланяются, а отец, отправляя их в церковь , провожает из дома с пивом и хлебом.По пути в церковь женщины поют песни, а один из мужчин играет на скрипке. После бракосочетания отец или мать встречают новобрачных также с хлебом и пивом. Свадьба, собственно, и начинается после этой встречи…. На следующий день новобрачной подстригают волосы на голове с четырёх сторон и надевают ей на голову холстинный платок (наметку), подстриженные волосы сжигают. Женщины дарят новобрачную полотном, а мужчины деньгами. На второй или на третий день после того пекут каравай, т.е. пшеничный пирог, который разделяют между всеми. Наконец, отвозят новобрачную в дом её мужа, приехав туда, она дарит всех домашних или куском полотна, или утиральником, а находящихся в доме посторонних – небольшими поясами. После свадьбы первое дело новобрачной, как новой хозяйки дома – идти к колодцу за водой, ей помогает малый ребёнок, которому она дарит пояс.Затем она прядёт шерсть, привезённую ей в башмаках, и разделяет между домашними каравай. Этим свадьба и оканчивается.

Обычаи при похоронах

Тотчас после выноса покойника из дому, выметают весь дом, моют стол и скамьи, топят печку, пекут хлеб и готовят ужин, на котором первое блюдо непременно постное – жидкий кисел ьс грибами (жур). После первого блюда молятся за покойника, с громкими рыданиями призывая его по имени к столу и выливают на стол ложку всякого кушанья. Тоже самое делают в дни поминовения Церковью усопших (на поминки или иначе на дзяды), с тем различием, что тогда выходят из хижины во двор к воротам и с плачем призывают умерших родных.

Предраcсудки и суеверия

Здесь, как и везде, простой народ имеет много предрассудков и суеверий. В этом отношении женщины, кажется, превосходят мужчин. И те и другие имеют свои праздничные дни, в которые не занимаются известными работами. Так, в Рождественские праздники женщины не прядут, преполовенная среда празднуется и мужчины в этот день не пашут, потому что в противном случае ожидают дождливого и сырого лета; не работают также в день Святого Олимпия, 24-го июня, в день рождения Святого Ионна Крестителя, встают до восхода солнца, чтобы посмотреть, как оно будет играть. В тот же день утром собирают траву и кладут на окна крапиву для «отогнания» волшебниц или ведьм и проч. Под волшебницами здесь подразумевают женщин, которые будто бы имеют связи со злыми духами и с их помощью помогают или вредят людям. Мужчин, имеющих связь с нечистою силою, называют знахарями и, как волшебницам, им приписывают искусство заговаривать различные болезни, отгадывать причину несчастий, постигающих людей и тому подобное» (20).

Если читать статью внимательно, понимаешь, что господин профессор Литовской Семинарии И. Юркевич не высокого мнения о наших предках, но, как бы ни было, статья написана достаточно подробно. Интересно и то, что профессор И. Юркевич указывает, что «первоначально Церковь Остринскую во имя Спасителя, наделили фундушем тиун Шимко Мацкович и помещики Зиневичи, а в 1556 году 1 августа, этот фундуш увеличил и подтвердил в Вильно Король Сигизмунд Август. Замечательно, что эти документы писаны на славянском языке и древним славянским почерком» (20). То есть, косвенное подтверждение того, что пожертвования делались не на строительство храма, а уже самому храму во Спасителя. Значит, храм в Острино на тот момент уже был.

По Указу Святейшего Синода от 19 января 1864 года по всей России при духовных консисториях были основаны архивные комиссии.(14) Через четыре года все епархии обязаны были создавать исторические и статистические описания своих приходов и местностей. Говоря современным языком, писать летопись своего края. Велась такая Летопись и в Остринском приходе. Старожилы рассказывают, что в ней упоминание об Острино датировалось XI-XII веками. Так ли это, мы не знаем, судьба церковной летописи не известна. Последними, кто ею занимался, были отец Пётр Сарнацкий и его сын Никита, который очень интересовался историей. Перед отъездом отец Пётр привёл все документы в порядок и сдал их в Василишковский тогда райисполком, все службы которого находились в Острино. Была ли сдана летопись не известно.

В конце XIX века Щучинское благочиние насчитывало десять приходов: Дикушки, Острино, Глубокое, Орля, Собакинцы (Покровское), Демброво, Турейск, Раковичи, Щучин, Василишки (церковь в Бакштах). В приходах организовывались школы грамоты. 13 июня 1854 года был принят высочайший Указ об организации повсеместно церковно-приходских школ и Правила о церковно-приходских школах. И, если в Виленской епархии на тот момент было 147 школ (учились в них 2470 мальчиков и 308 девочек), то на 1 апреля было открыто 481 школа, где учились 9326 учащихся (девочек - 891, католиков - 463, раскольников – 9, иудеев – 14). В отчёте отмечена «большая ревность православных сельских прихожан к открытию церковно-приходских школ, не смотря на многие к тому препятствия», указывается в «Памятной книжке Виленской губернии» 1885 года. В 1885/86 учебном году в Остринском приходе было 7 таких школ (в Берёзовцах и в Щенце – по две школы грамоты), а уже в 1886/87 учебном году – 14 школ. В приходе первыми были школы в деревне Обруб - училось в ней 9 учеников и в деревне Щенец – училось 19 человек. Вместе с учителем уроки в этих школах вели священники. Занятия проходили с октября-ноября по март-апрель, т.е. тогда, когда не было полевых работ дома. Заведование школами было возложено на помощников благочинных. Некоторые школы были «подвижными», т.е., уроки проходили по очереди в домах учеников. В этом была и «несомненная польза, ибо слушая своих детей, учились правильно читать молитвы и родители». Плата за учёбу бралась от количества учеников (рубль с головы), неимущим помогали храмы из своих доходов, часто жертвовали на школу и богатые прихожане. Многие из этих школ постепенно заменили более качественные народные училища. В 1896/1897 учебном году в Острино учились: 141 мальчик и 21 девочка. Всех учеников – 162. Расходы на школу составили 261 рубль. Вместе со священником работал учитель Демьян Панасевич. Учителя, в основном, были из грамотных крестьян. (4).

В 1903-1904 годах в Остринском приходе было 7088 прихожан (3594 мужчины и 3494 женщины). В 1911 году в приходе уже 6592 прихожанина. Из православных приходов – это самый большой по количеству верующих (для сравнения: на втором месте был приход Покровское – 3716 прихожан). Даже Щучинские благочинные отцы жили в Острино, а не в Щучине.

После Брестского мира 1918 года и Рижского мирного договора 1921 года Острино оказалось частью Польши. После установления польской власти активизировалась деятельность костёлов. В Острино костёла не было, поэтому, вначале церковь особо не ощутила давления. Изменения касались языка: все церковные документы должны были вестись на польском языке (и это строго контролировалось и исполнялось). Службу священники тоже должны были вести на польском языке, как и читать проповеди. В отчётах польских властей в середине 20-х годов сообщается, что все священники ведут службу на польском языке. (4) Но старожилы вспоминают, что это происходило только в присутствии представителей власти, а, в основном, в церкви говорили на родном языке, особенно проповеди. Правда, были и такие люди, кто мог пожаловаться польским властям на нарушение приказа и тогда у священников были большие проблемы.

На фото: так выглядела Остринская церковь Святого Спаса в 20-е годы XX века.

Проблемы с имуществом Остринской Спасо-Преображенской церкви начались тогда, когда был построен костёл в Острино. Строительство было начато в 1929 году. В Острино перевезли старое здание костёла из Демброво, работа была закончена в 1930 году. 12 сентября 1930 года костёл на горке на окраине посёлка был освящён, а 17 ноября того же года он сгорел. Причины не были выяснены, но люди говорили о поджоге. Со временем выяснилось, что это была просто детская шалость. Новый костёл был построен в 1933-1936 годах. Все церковные земли были отняты у храма и переданы костёлу. Костёлу были переданы и церковные дома. Один из них стоял на месте теперешней бани, в нём стал жить ксёндз. Два церковных дома было разрешено перенести, что и было сделано.

На фото: дома, бывшие в своё время церковными, слева – по ул. Чапаева, 4. Теперь многоквартирный дом. В центре – по ул. Комсомольской,1. Разрушен в 2012 году как ветхий. На третьем фото (справа) вдали рядом с костёлом виден большой дом, в котором стал жить ксёндз. Он тоже разрушен. По воспоминаниям старожилов, священники жили и в доме по ул. Комсомольской, 9, но подтверждения этому мы не нашли. Только воспоминания.

Это фото принесла жительница посёлка. По её словам, оно конца 20-х – начала 30-х годов. Имя священника неизвестно, хотя есть сходство с о. Николаем Лебедевым. Возможно, это он в пору своего служения в Острино викарием (1926 – 1928 гг.). Фото сделано во дворе храма. Интересно, что женщины не в чёрных платках, а в белых и ленты на венках белые.

Некоторые жители Остринского прихода переходили в католичество, это не было массовым явлением, но такие случаи были. Увеличивали число католиков и посадники или осадники (военнослужащие и те, кому польские власти давали за заслуги земли на территории прихода, «садили на земли», отсюда и посадники). В итоге, уже в 1938 году Остринская парафия насчитывала 2498 верующих-католиков. Церковь потеряла большинство своего имущества, но многие священники уже с 1926 года напрямую получали деньги от польских властей. Конечно, те, кто вёл себя лояльно и осмотрительно. Так, Леонид Ловреш в своей статье «Маломожейковский священник отец Лев Савицкий»(9) в журнале «Маладосць» приводит Список неотложной помощи православным духовникам Лидского повета за март и апрель 1926 года, где указано: Остринский приход – Лихнекевич Ян (настоятель) – 65 злотых, Лебедев Николай (викарий) – 40 злотых. Вывод здесь, мне кажется, можно сделать двоякий. Первый тот, который осуждающе делает автор статьи. А второй, скорее всего ближе к правде: положение священников было столь бедственным, что им приходилось обращаться за помощью к властям. Это подтверждает и появление в Виленской губернии Губернского присутствия по улучшению быта православного духовенства и Литовского епархиального попечительства о призрении бедных духовного звания при Литовской духовной консистории. Это данные из «Памятных книжек Виленской губернии» за 1845 – 1915 годы» (1885год). (13) Напрашивается вывод, что положение и доходы православного духовенства были слабыми и не могли обеспечить им достойный уровень жизни. Не будем осуждать, не зная точно.

Большим событием для прихожан Остринского прихода стал приезд в Острино в середине тридцатых годов архиерея из Вильно (Острино относилось к Виленской епархии). Встречали его очень торжественно. В храме тогда служил отец Викентий Станкевич. Девочки из церковного хора все были наряжены в белые платьица и разбрасывали цветы, собралось много народа. Архиерей благословлял жителей посёлка, прошли верующие Крестным ходом по его улицам. Было много священников, не остались в стороне и польские власти. На фотографиях видны начальник полиции и солтыс.

На фото: справа в углу, в форме - начальник польской полиции, а рядом с машиной архиерея – солтыс Остринской гмины (современный председатель сельского совета). На этих фотографиях отражены моменты того важного для местечка события.

Савко О.Е. (это она любезно предоставила нам фотографии) даже во время нашей встречи вспоминала об этом событии с большим волнением, настолько ярким оказалось оно для остринских детей (ей в то время было 10-12 лет). «Мой папа (Деринг Ефрем) был в церкви псаломщиком, - вспоминала Ольга Ефремовна. - На нём была вся церковная документация, работы было много, а в седмицы он читал в храме «Апостол». Часто «Апостол» в храме читала Коронкевич Ирина Кондратьевна. Человек она была очень интеллигентный, образованный, сумела одна дать сыну образование и в церкви была человеком важным. А когда архиерея встречали, мы чувствовали себя тоже важными, так красиво всё было и интересно. Детский хор тоже пел для него».

На фото: Остринская Спасо-Преображенская церковь в 30-е годы XX века.

Событие это восполнило силы и православного духовенства и прихожан. В Острино постоянно служили два священника. К приходу Остринской церкви были присоединены две приписные: Щенецкая и Бакштовская. В каждой из них совершалось богослужение через неделю. После смерти Ю. Пилсудского усилилось давление на православную церковь и православных прихожан. По воспоминаниям старожилов посёлка, заставляли переходить в католичество силой. Но длилось это недолго, в сентябре 1939 года Западная Беларусь была воссоединена с БССР. В Острино пришла Советская власть.

На фото: Коронкевич Ирина Кондратьевна, одна из самых активных прихожанок храма.

Предвоенные годы прошли под знаком усиленной работы на западных территориях органов государственной безопасности. Священники проверялись на лояльность, от них требовали открывать органам тайну исповеди прихожан. Не минула чаша сия и о. Петра Сарнацкого. Особенно трудны были ночные допросы, когда не давали спать. Новая власть утверждала свои порядки, свои законы. В лесах ещё прятались остатки польских солдат. Время было очень сложное. Священники в своём служении страдали и от тех и от других. Яркий пример – судьба протоиерея Петра Даниловича Сарнацкого и его близких, речь о котором пойдёт ниже.

Нет более страшной летописи, чем летопись войны. И даже на примере Щучинщины можно проследить, как неоднозначна была ситуация вокруг православной церкви на оккупированной территории. В монографии Силовой С.В. «Православная церковь в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны» говорится: «Начало оккупации Белоруссии стало отправной точкой для осуществления нацистами своеобразной церковной политики. Отношение Адольфа Гитлера к христианству известно. По его словам, «сильнейшим ударом, когда-либо постигавшим человечество, было появление христианства. Большевизм является незаконным ребенком христианства. Оба изобретены евреями» (18 ). Но Гитлер хорошо понимал, что христианство «не может быть сломлено так просто. Оно должно разложиться и отмереть подобно гангрено образному отростку» - пишет далее в своей монографии автор. (18). Альфред Розенберг, которого фюрер назначил министром оккупированных территорий СССР, 13 мая 1942 года обратился к рейхскомиссариатам Остланда и Украины с письмом. В нём следующим образом регламентировалась церковная деятельность и определялась церковная политика на оккупированных землях:

Религиозным группам категорически запрещается заниматься политикой.
Религиозные группы должны быть разделены по признакам территориальным и национальным. При этом национальный признак должен особенно строго соблюдаться при подборе глав религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны выходить за границы Генералбецирка, то есть за границы одной епархии.
Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей.

Особая предосторожность рекомендуется в отношении Русской Православной Церкви как носительницы враждебной Германии русской идеологии. (18)

Подобные письма были продублированы указами рейхскомиссаров Остланда и Украины. В первые дни оккупации республики всем священнослужителям было приказано составить «Клировые ведомости» – предоставить данные о состоянии храма, клира и прихода, заполнить личные анкеты священников и псаломщиков. После этого документы отправлялись на рассмотрение в районные управы, где их проверяли и давали разрешения на богослужения. Священнослужители вновь стали заполнять метрические книги, многие из которых велись с конца XIX века, но записи в них приостановили при Советской власти.

Специальными повестками вызывались священники на совещания, на которых их ставили в известность о последних распоряжениях немецких властей и обязывали зачитывать в церквях эти распоряжения и указы. Так, в 1942 году на весенне-летних совещаниях православным священникам были розданы указы об угоне молодежи на работы в Германию. Аналогичный указ должен был быть зачитан в церквях и в апреле 1943 года, согласно ему молодежь «мобилизовывалась» в Германию, причем подчеркивалось, что если кто-нибудь не явится на регистрацию, то их семьи будут угнаны, а хозяйство ликвидировано. (18)

Православное духовенство не имело права свободного передвижения. Для любой поездки необходим был пропуск, который выдавался оккупационными органами власти после подробного объяснения цели поездки. Это не позволяло священнослужителям в полной мере осуществлять свою церковную деятельность. Ограничили оккупационные власти и время проведения богослужений. В будние дни богослужения запрещались, а в воскресные дни должны были заканчиваться не позднее 8 часов утра. Позже это распоряжение было смягчено. Были разрешены церковные службы в будни, однако их можно было проводить только с разрешения властей. Кроме того, празднование православных праздников, выпадавших на будние дни, должно было переноситься на воскресенье. Объяснялось это необходимостью работать и нехваткой рабочих рук. Периодически объявлялись сборы с церквей цветных металлов и священники, не выполнявшие приказы, наказывались. Забирались по весу даже монеты, которые прихожане жертвовали храму, и колокола весом более 1,5 килограмма.

Представители православного клира - это, прежде всего люди, которые в силу своих нравственных устоев делали, может быть, самый сложный выбор в своей жизни и человека, и священнослужителя. И сделав этот выбор, они несли свой крест до конца. С первых дней войны церковная жизнь активизировалась. Некоторые священники восприняли начало Великой Отечественной войны, как шанс на возрождение Беларуси и создание Автокефальной Православной Церкви на Беларуси (в Щучинском благочинии особенно преуспел в этом священник из небольшой церквушки в деревне Ятвеск, что возле Щучина, отец Иоанн Кушнер). (19)

Но большинство священников не пошли на сотрудничество с оккупантами. При церквях создавались комитеты помощи бедным и жертвам войны. Примерно 10% своего дохода перечисляли церкви на благотворительность. Вот только доходы храма были не очень велики.

Церковь стала для верующих островком надежды и спасения. Жители Острино не думали об автокефалии. Люди просто приходили помолиться о своих близких, воевавших на фронте или в партизанских отрядах. Помолиться о своих детях и внуках, оставшихся по воле судьбы на оккупированных территориях. Священникам приходилось вести себя очень осторожно и осмотрительно, ведь врагами были не только фашисты, но и солдаты АК или, как их называли, «зелёные». Именно от их рук гибли священники Щучинщины (были убиты священник Олехнович с матушкой в Раковичах, через три дня по приезде был убит и преемник отца Иоанна отец Василий, есть и другие примеры). Но каждый из них на своём месте старался помогать своим прихожанам, чем мог. Они не могли предать своих прихожан, честно выполняли свой пастырский долг и помнили не о себе, а о других. Горечь от репрессий со стороны Советской власти в предвоенные годы не заслонила сознания общей беды, которая пришла на белорусскую землю с началом войны. Священники действовали по христианским законам и не могли отказать в помощи тем, кто в ней нуждался, не могли не поддерживать своих прихожан морально, помогая пережить тяжелый период оккупации, карательные экспедиции и смерть близких людей. Поэтому многие из них и разделили горькую судьбу народа в годы войны. Были, конечно, и противоположные примеры, но о них мы не будем вспоминать. Бог им судья…

Остринская церковь жила в годы войны также как и храмы всей Беларуси. О. Пётр Сарнацкий и о. Сергий Голосов старались защищать своих прихожан в меру своих сил, поддерживали их, собирали средства в помощь нуждающимся, не только деньги, но и одежду, продукты. Священник, пастырь, в силу установок церкви, должен был уклоняться от «мирской жизни», тем более от активного участия в политической борьбе. Однако они не могли быть изолированы от паствы и не откликаться на настроение мирян. Но малейшая ошибка в поведении могла повлечь за собой их гибель, как от рук карателей, так и от рук партизан. Школа была закрыта и по просьбе нескольких родителей о. Сергий вёл уроки с детьми, чтобы учились они хоть немного. Помогали отцу Сергию дочь Людмила и матушка Людмила Филаретовна. Вспоминает Ивановская Евгения Александровна: «Отец Сергий не брал никакой платы. Мама только носила ему полкилограмма масла. Занималось нас шесть человек, очень уж родители хотели, чтобы мы были грамотными».

После освобождения Острино во время богослужений священники Сергий Голосов и Пётр Сарнацкий систематически зачитывали в церкви приказы Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина и знакомили верующих с положением на фронтах и победами Красной Армии. На территории Остринского прихода снова была установлена советская власть. Первое время у церкви и властных структур больших проблем не было. Скорее всего, связано это было с тем, что война продолжалась и было просто не до этого. Службы в церкви проходили, как должно, а во время Пасхи и Рождества Христова отец Пётр даже брал у военкома ракетницу и во время Крестного хода с колокольни устраивался салют.

Но Советская власть вовсе не стремились создавать благоприятные условия для православной церкви. В начале октября 1944 года в Минске состоялось республиканское совещание по агитации и пропаганде. Выступая перед партийным активом, П.К. Пономаренко говорил: «На освобожденных территориях расширили свою деятельность церковники. Священники пытаются восстановить в народе религиозные признаки. Имеются попытки расширить свое влияние. В ряде школ священники пошли проводить работу. В одной школе даже повесили икону. Товарищи, отправление всяких культов и нашу веротерпимость нельзя смешивать. Пусть они существуют, попы, но ведь мы должны заботиться, чтобы не поп стал фигурой, от которой будут зависеть поставки или весенний сев». (18) Вся политика Советской власти на освобожденных территориях была направлена на уменьшение влияния церкви на население. Конечно, на жизни Остринской церкви изменения отразились не сразу. Первыми их почувствовали храмы в городах. Но постепенно жизнь верующих всё усложнялась и в Острино. Количество прихожан уменьшалось, потому что за посещение храма людей наказывали на работе. В школе учителям было строго приказано вести работу с детьми, чтобы они не ходили в храм, даже устраивались учительские и комсомольские патрули, особенно во время больших религиозных праздников. В библиотеках постоянно требовались отчёты о работе с детьми из семей верующих. Церковь была обложена непомерным налогом, часто его просто нечем было платить, он превышал доход храма. Ведь с уменьшением количества прихожан уменьшились и доходы храма. Отцу Сергию было очень тяжело и по личным причинам: смерть дочери перед самой войной и арест сына-священника по ложному доносу были для него тяжёлым ударом. За своих малолетних детей боялся и отец Пётр. Приходилось вести себя очень осмотрительно, ведь после ареста сына, органы госбезопасности проявляли интерес и к о. Сергию, а для полноты власти и к о. Петру. Возможно, это и стало причиной перевода в 1946 году о. Сергия Голосова в Вертелишки. В 1951 году на службу в Острино был направлен после духовной семинарии молодой священник Александр Славинский. Вот что написал он нам о том времени: «Приехав на место служения, я со своей матушкой Мариной сразу посетил настоятеля храма протоиерея Петра Сарнацкого. Приняли меня с супругой любезно, но оговорили, что в этом приходе будет трудно жить. Квартиры нет. Посещаемость храма очень слабая. Богослужения совершаются только в субботние вечера и в воскресения, а также в праздничные дни. В будние дни священникам трудно чем-нибудь другим заняться. А храм мне понравился. Правда, хор был слабый. И обидно было совершать богослужения почти при пустом храме. После присоединения Западной Белоруссии в 1939 году к России, народ прислушивался к пропаганде о красивой и богатой жизни в Советском Союзе. И многие пошли по их стопам. Правда и тогда были верующие люди. Они помогали храму. Староста храма Василий Петрович Номейко на жительство пригласил нас в свой ещё недостроенный дом. Жили мы дружно, помогали друг другу… Я лично в приходе особых знакомств не заводил. Жили мы как в монастыре. По соседним приходам я никуда не ездил. А на Остринские просьбы ездил на требы причащать больных на санях зимой или летом на телеге. Машин в то время почти не было». Приезжал отец Александр в Острино и после своего отъезда в 1954 году. Был в гостях у отца Петра в 1957 году. (см. фото ниже и письмо о. Александра в «Приложениях»).

На фото: о. Александр (крайний справа) с семьёй Номейко у дома, где они жили; поездка на требы по просьбе прихожан в Олишковцы с псаломщиком в 1953 году.

С этим временем связана и трагическая страница в истории православия в Острино. На старом православном кладбище находилась часовенка (или капличка, как её называли местные жители). Построена она была в 1857-1858 годах. Была достаточно большой, даже были хоры. В часовенке отпевали умерших, оставляли покойников на ночь, рядом с ней хоронили священников. Недалеко от часовни были захоронения солдат Первой Мировой войны. Жители посёлка любили и оберегали свою святыню. На третий день Троицы в ней проводилась большая заупокойная служба. Но не пощадил часовню огонь. Говорят, что сгорела она от детской шалости: мальчишки выкуривали голубей, которых в часовне было много. Так ли это мы не знаем, как не знаем и точный год пожара: одни называют 1947-1948 год, вторые утверждают, что раньше. Как бы то ни было, часовня вскоре после пожара была восстановлена.

В Клировых ведомостях Остинской церкви она названа приписной кладбищенской церковью, так же, как и Щенецкая. Престол её был посвящён Рождеству Пресвятой Богородицы. Но судьба её была незавидна. Властными структурами было принято решение о сносе часовни, люди защищали святыню, как могли. Многие залезли на крышу, чтобы не дать разрушить её. «Маму сбросили с крыши, люди отбивались, не пускали в каплицу разрушителей»,- вспоминает Евгения Александровна Ивановская. И тогда прихожанам был предложен выбор: святыня будет всё равно разрушена, только прихожане должны сами выбрать, что будет разрушено – кладбищенская церковь или церковь в центре посёлка. Конечно же, прихожане оставили право жить за храмом. Все иконы и церковная утварь из каплицы была перенесена в церковь.

Снова обратимся к рассказу Евгении Александровны: «Люди собрали все иконы и большим Крестным ходом переносили их в церковь. Шли через всё местечко, пели молитвы и плакали». Так окончилась история кладбищенской часовенки. От неё остался только фундамент. У верующих теплилась надежда на её восстановление со временем, но на том месте, где она стояла, быстро стали проводить новые захоронения и надежда растаяла. Интересной информацией поделился с нами Копть Фёдор Николаевич. Он рассказал, что маленькая капличка была и в деревне Пелевцы. Находилась она во дворе семьи Микановичей. Службы проводились священником и помощником. Больше в капличку никто не мог войти. Очень маленькая была. А все прихожане стояли во дворе. Но вскоре и эта каплица была разрушена.

Начиналось хрущёвское десятилетие…